– Мистер Брок? – вежливо спросил он. Даже на фоне помехголос звучал отчетливо.

– Да. Зовите меня просто Майкл.

– Хорошо. Так вот, я навел справки. Можете ни о чем небеспокоиться. Анализ крови дал отрицательный результат.

– Благодарю вас.

– Чепуха. Просто подумал, что вам будет приятно узнатьраньше.

– Еще раз спасибо. – Шум в трубке усилился. – Откуда вызвоните?

– Из приюта для бездомных. Снегопад гонит сюда народ с такойскоростью, что персонал не успевает накормить всех. Пришлось засучить рукава.Простите, бегу.

* * *

Стол старого красного дерева, персидский ковер на полу,кресла, обтянутые кожей благородного малинового цвета, самоновейший компьютер ипрочие электронные чудеса – работать в таком кабинете было одно наслаждение. Нопожалуй, впервые за все время пребывания в фирме я задумался о цене роскоши. Несводится ли наша работа к обыкновенной погоне за деньгами? Не для того ли мывыкладываемся, чтобы отхватить антикварную вещь или купить более дорогой ковер?

Сидя в уютном, располагающем к неге офисе, я размышлял оМордехае Грине, который в этот самый момент кормил в жалком приюте замерзшихбродяг, находя улыбку и доброе слово для каждого.

Мы оба – дипломированные профессионалы, адвокаты, оба слегкостью способны сыпать заумными словечками. В определенном смысле мы –побратимы. Я помогаю своим клиентам утопить конкурентов и добавить к итоговойсумме пару-тройку нулей, он своим – найти пропитание и теплый ночлег.

Я смотрел на столбики цифр: оклад, месяц, год – вехи на путик богатству – и погружался в жуткую тоску. Какая прилипчивая, неприкрытаяалчность.

Опять зазвонил телефон.

– Почему ты до сих пор на работе? – От четкой,безукоризненной дикции Клер повеяло холодом.

Я с недоумением взглянул на часы:

– Да клиент с западного побережья. Видишь ли, они там незнают, что такое снег.

Отговорка была не нова, однако сейчас это не имело значения.

– Я жду, Майкл. Или мне отправляться пешком?

– Не стоит. Постараюсь добраться побыстрее.

Ей и раньше доводилось меня ждать. Это составляло частьигры: чрезвычайная занятость мешала мне (ей) быть пунктуальным.

Спустившись вниз, не слишком расстроенный, я через сугробыпобежал к стоянке.

Снегопад наконец утих. Сидя на кухне у окна и отгородившисьдруг от друга газетами, мы пили кофе. Ослепительно сияло солнце. Я вычитал, чтоаэропорт открыт.

– Давай махнем во Флориду, – предложил я. – Прямо сейчас.

Положив газету на стол, Клер бросила на меня испытующийвзгляд:

– Во Флориду?

– Ну на Багамы. Прибудем сразу после обеда.

– Нет.

– Еще как да! У нас есть несколько дней – на работу я не собираюсь,и…

– С чего это вдруг?

– Потому что чувствую себя развалиной. В таких случаях фирмадает сотруднику три – пять дней, чтобы восстановить силы.

– Значит, ты развалина?

– Увы! Даже смешно, честное слово. Все проявляют заботу,ходят на цыпочках. Почему бы этим не воспользоваться?

– Я не смогу. – Лицо Клер стало напряженным.

На том и порешили. Разумеется, мое предложение было чистойводы провокацией, я прекрасно знал, что Клер кругом занята. Вновь уткнувшись вгазету, я понял, насколько мое предложение было бестактным. Однако никакихугрызений совести не испытал. От поездки со мной Клер отказалась бы в любомслучае.

Внезапно она заторопилась. Ее ждали деловые встречи,занятия, светские обязанности – словом, активная жизнь молодого честолюбивогохирурга. Всю дорогу по заснеженным улицам она молчала.

– Мне нужно будет слетать на пару дней в Мемфис, –безразличным голосом сообщил я, когда мы подъехали к воротам, выходившим наРезервуар-стрит.

– Вот как? – невозмутимо откликнулась она.

– Хочу повидать родителей. Последний раз я был у них впрошлом году. Сейчас самое подходящее время. Работать все равно не могу, а снегдействует мне на нервы: развалина.

– Ну что ж, позвони мне. – Клер выбралась из машины ихлопнула дверцей. Ни словца, ни поцелуя на прощание.

Я смотрел, как она торопливо шагает по дорожке к госпиталю.

Все кончилось. Что же мне сказать матери?

Моим родителям едва перевалило за шестьдесят; не имея особыхпроблем со здоровьем, они после раннего выхода на пенсию усердно училисьнаслаждаться вынужденным бездельем. Отец тридцать лет оттрубил пилотом награжданских самолетах, мать была банковским менеджером. Всю жизнь они истовоработали, откладывая неплохие деньги. Жили мы в просторном уютном доме, каковойи приличествует семье, относящейся к верхушке среднего класса. Два моих брата ия получили образование в частных школах, самых лучших из известных нашимродителям.

Отец с матерью были людьми надежными, основательными,консервативными, патриотично настроенными, свободными от дурных привычек и наредкость преданными друг другу. Церковь по воскресеньям, парад на Четвертоеиюля, раз в неделю Ротари-клуб <Местное отделение элитарной общественнойорганизации, объединяющей влиятельных представителей деловых кругов> . А ещеони любили путешествовать и могли поехать куда угодно.

Родители до сих пор переживали по поводу распавшегося тригода назад брака Уорнера. Брат был адвокатом в Атланте и женился на сокурснице,девушке из Мемфиса, с чьей семьей мы поддерживали давние дружеские отношения.

После рождения второго ребенка супружеская жизнь далаглубокую трещину. Оформив развод и получив алименты, бывшая жена переехала вПортленд. Раз в год отец с матерью навещали внуков.

Этой темы в разговорах с родителями я не касался.

В мемфисском аэропорту я взял напрокат машину и отправилсяна восток. В Мемфисе жили преимущественно негры, белые предпочитали пригород.Время от времени случались массовые миграции: стоило одной чернокожей семьеустроиться поближе к природе, как белые тут же гуськом перебирались в другоеместо. Подчиняясь стремлению рас к взаимоизоляции, Мемфис потихоньку сползал квостоку.